В суде допрашивают обвиняемых по делу Коржича. «Злоупотребил немножко»

Напомним, обвиняемых трое: Евгений Барановский, Егор Скуратович и Антон Вяжевич. Старшему из них — 23 года. Подсудимые обвиняются в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1, 2 ст. 430 и ч. 3 ст. 455 УК. Один из них также обвиняется по ч. 1 ст. 205 УК.

10:30

Первым допрашивают командира отделения, в котором служил Александр Коржич, Евгения Барановского.

— Я был призван 17 мая 2017 года в Печи. Проходил там курс молодого бойца до 7 июля, потом проходил обучение на наводчика орудия танка. В ноябре остался там постоянно, получил звание младший сержант, затем в мае получил сержанта. Курсов мы не проходили, обучения не было. Собрали военники, никто нас не назначал. Просто в военник вписали — командир отделения. Во время курса молодого бойца я задействован не был и временно исполнял обязанности командира взвода. С июля по октябрь я был командиром отделения — в него входило 11 человек.

Гособвинитель настойчиво пытается уточнить у Барановского, в связи с чем ему было присвоено звание сержанта.

— Я думаю, что пришел срок службы.

— Какая разница между начальником по воинскому званию и между начальником по служебному положению? — уточняет гособвинитель.

— На данный момент я не могу пояснить. Прошло много времени.

— Является командир отделения, сержант начальником для своих рядовых?

— Начальником по воинскому званию да.

Гособвинитель настойчиво пытается уточнить статус командира отделения. Барановский не может вспомнить. Адвокат обвиняемого просит суд снять вопрос.

— Являлись ли вы должностным лицом?

— Не могу сказать.

— Вы согласны, что вы являлись должностным лицом? — уточняет судья.

— Нет, я не согласен.

— Можете обосновать?

— Нет, не могу.

— Можете рассказать свои должностные обязанности? — продолжает задавать вопросы гособвинитель.

— Не помню их.

— А раньше знали?

— Раньше знал.

— Выполняли их?

— Выполнял.

— В полном объеме?

— Не в полном, но выполнял.

Далее гособвинитель уточняет у Барановского информацию по поводу пользования военнослужащими телефоном на территории части.

— Что вам известно по поводу эксплуатации военнослужащими мобильных телефонов?

— В свободное время. Получали телефоны только на выходные, но они могли также брать в свободное время и по строгой необходимости.

— Вы должны были пресекать пользование военнослужащими телефонами на территории части.

— Да, я знал об этом.

— Какими телефонами запрещено было пользоваться военнослужащим?

— С камерой, с диктофоном, с выходом в интернет, с флешкой.

— При выявлении фактов пользования телефоном каков порядок ваших действий?

— Забрать. Доложить командиру роты. Если телефон забрали, его должны были передать родителям. Как происходило на самом деле, я не знаю.

— Как оформляют сдачу телефонов командиру роты?

— Они пофамильно подходят, сдают телефон под подпись и кладут их в ящик.

— Как командир отделения, вы разъясняли военнослужащим порядок сдачи телефонов?

— Нет, этим занимались офицеры.

— Вы вправе получить у командира телефоны и выдать их военнослужащим?

— Нет, я такого права не имел. Но когда ко мне подходили и просили, я спрашивал у командира роты.

— В какое время военнослужащие пользовались телефонами?

— В воскресенье стопудово, ну и по необходимости подходили.

— Вы видели, чтобы военнослужащие пользовались мобильными телефонами в запрещенное время?

— Нет, такие факты мне неизвестны.

Гособвинитель зачитывает эпизоды с участием Барановского, когда он якобы разрешал пользоваться военнослужащим неуставными мобильными телефонами за деньги.

— Я не считаю, что это была взятка. Это было злоупотребление властью. Как только они прибыли, ко мне зашли рядовые с просьбой выкупить мобильные телефоны. Я сначала отказался, но постоянно подходили ко мне. Я согласился. Он мне сказал, какие у них расценки были, и я на них согласился.

— Вы приняли 30 рублей. Согласны?

— 30 рублей не знаю… Мне кажется, что 20 рублей. Злоупотребил немножко. При мне этими мобильными телефонами никто никогда не пользовался. С самой статьей я не согласен, я не брал взятки.

— Поясните, почему вы не согласны?

— Обосновать я не могу.

— Откуда вам известно понятие «злоупотребление властью»?

— Я уже не помню.

— Что вы можете пояснить по поводу эпизода с военнослужащим Аскерко?

— По поводу Аскерко я пояснить ничего не могу. Я узнал, что у него есть мобильный телефон только после того, как его изъял командир роты. Деньги я не брал у него.

— Эпизод с Коржичем.

— Подходил ко мне Коржич с тем же вопросом, с просьбой разрешить пользоваться неуставным мобильным телефоном. Я принял 40 рублей, но не в качестве взятки. Это было злоупотребление.

— В связи с чем вы получили от Коржича 40 рублей?

— Не могу пояснить.

— Почему вы категорично утверждаете, что это было злоупотребление, а не взятка?

— Я не могу пояснить.

Барановский утверждает, что не видел, чтобы кто-то в его присутствии пользовался неуставными мобильными телефонами.

— Я никогда не видел, чтобы Коржич пользовался при мне мобильным телефоном.

— Известно вам, что он пользовался мобильным телефоном?

— Да, известно. Он у меня его выкупал.

— От кого вам стало известно?

— Ни от кого.

Гособвинитель спрашивает про посещение военнослужащими магазина.

— Подходили, спрашивали, отпрашивались. Чтобы я знал, куда они идут. Время и порядок работы я не знаю. Подходили военнослужащие и говорили, что им нужно сходить в магазин.

Прокурор задает вопрос про Коржича.

— За это время у нас сложились товарищеские отношения с Коржичем. Покупать? Когда-то он покупал, когда-то я. Бывало, что вместе ходили. Я ничего не требовал. На допросах говорил приблизительно. Покупки были, но я не требовал.

— За личные деньги Александр приобретал для вас продукты?

— Бывало, что приобретал. Но я сейчас не помню конкретные эпизоды.

— Вы согласны с обвинением, что вы требовали приобретать продукты за право посещать магазин?

— Нет. Я не согласен, что это взятка. Я не могу описать, что это было.

— Коржич угощал вас? — спрашивает судья.

— Да, он меня угощал, я его иногда угощал. Суммы я сказать не могу.

На все вопросы гособвинителя Барановский отвечает примерно одинаково. Взятки не брал, суммы не помнит, просил военнослужащих приобрести продукты, но не за разрешение посетить магазин. Обстоятельства и условия, на которых покупались продукты, не помнит.

— От меня требовало руководство роты покупать продукты. Тогда я просил купить продукты и передавал их. Сам я это сделать не мог, потому что не всегда имел деньги. Такое я могу сказать по большинству эпизодов. Я никогда ни у кого не требовал. С просьбой подходил. В основном все передавалось командованию роты. Если что-то и брал для себя, то немного.

11:15

Гособвинитель зачитывает эпизоды, связанные с превышением должностных полномочий.

— Какой дисциплинарной властью вы обладаете?

— Я могу им назначить только наряд вне очереди за попустительство по службе.

— Какие еще у вас полномочия?

— Больше никаких.

— До того как объявить дисциплинарное взыскание, что любой начальник должен сделать?

— Построить военнослужащих, вызвать солдата, поставить его перед строем и объявить о взыскании.

— Вы вправе проводить со своими подчиненными занятия по физической подготовке в не установленное для этого время?

— Нет.

— Отжиматься вы их вправе заставлять в не установленное для этого время?

— Нет.

Гособвинитель зачитывает эпизоды, в которых Барановский приказывал военнослужащим отжиматься и замирать на полусогнутых руках.

— Совместно со Скуратовичем никогда такого не было. Что Скуратович делал, я не знаю. Факт, может быть, был. Какое-то попустительство по службе. Если и делалось, то не просто так. Я предупреждал не раз: «Ведите себя хорошо». А это были крайние меры. По поводу этих фактов я ничего сказать не могу, потому что не помню, как это происходило. Перед тем, как это сделать, я предупреждал и не раз, чтобы вели себя хорошо. Они разговаривали в строю и все такое.

— Напоминали военнослужащим о добросовестном выполнении своих обязанностей?

— И не раз. А это были крайние меры.

Барановский утверждает: «Совместно со Скуратовичем я ничего не делал. Ночью я поднимал военнослужащих только два раза. Перед тем, как все это было, они неоднократно предупреждались. Это были крайние меры».

— Крайние меры перед чем? 

— Не понял. 

— О чем вы хотели предупредить и крайняя мера перед какими действиями? 

— Мы постоянно предупреждали, а когда уже довели, отжимались.

— За какие проступки военнослужащие наказывались отжиманиями?

— Кто-то кого-то толкнул… Ну я не знаю. За несвоевременное построение точно такого не было — не знаю, почему потерпевшие так говорят в своих показаниях.

— Почему, когда кто-то кого-то толкнул, вами наказывались все? 

— Коллективная ответственность.

— Известно ли вам, что согласно уставу запрещены коллективные наказания?

— Не могу сказать. Раньше, наверное, знал.

Барановский утверждает, что военнослужащих других взводов он никогда не трогал: «Я не знаю, почему потерпевший Кучинский так говорит».

Барановский рассказывает про эпизоды с воротничками: «Воротнички отрывал, было такое. За полчаса до отбоя у них было достаточно времени их подшить».

Барановский вспоминает один из эпизодов, когда военнослужащие после отбоя отжимались в противогазах.

— Пришел проверяющий, они ничего не слушали, шумели после отбоя. Нервы не выдержали, поэтому они отжимались в противогазах. Их не один раз предупреждали, что такое может произойти, но до них не доходило. Встали все, но по поводу Коржича я не могу сказать. В противогазах отжимались в сентябре — был он в это время или нет, я не вспомню.

— Зачем нужно было отдавать команду надеть противогаз?

— Нервы не выдержали.

— А откуда вам известно про такие методы воспитания?

— Я не помню, откуда мне это известно. Может быть, от кого-то слышал.

— Кто-то отказывался выполнять этот приказ?

— Я не помню. Лучко стало плохо. Он перестал отжиматься и сказал мне об этом. Я сказал, чтобы все встали. Они отжимались недолго — минуты две или три.

Гособвинитель спрашивает: «Как вы думаете, эти действия повлияли на поведение личного состава?» 

— Нет, — отвечает Барановский, но не может объяснить почему.

Барановский рассказывает про эпизод, в котором вымазал унитаз обувным кремом и заставил военнослужащего убирать.

— Я не помню, кто мне сказал, что Сабатович покурил в туалете. Я поставил его перед фактом: либо дежуришь по роте, либо убираешь туалет. Он сказал: «Я лучше выберу туалет». Мы начали спорить. Тогда я пошел и вымазал обувным кремом унитаз. Я не знаю, зачем это сделал. Наверное, нервный срыв.

— Нервный срыв? — уточняет гособвинитель. 

— Да, нервы не выдержали. 

— У вас до армии были проблемы со здоровьем?

— До армии был спокойный. Но раз призвали, значит годен.